Сломанные побеги - Страница 112

112

— Я знаю, что ты голодный. Но жаркое немного подождет. Позволь мне утолить сначала свой голод.

Он не сопротивлялся, он витал в облаках.

Вечером они ужинали при свечах, с шампанским. На ней было надето длинное вишневое платье, а на шее висело знаменитое изумрудное ожерелье с «Оком морского дьявола». Браслет, серьги, перстень. Ярко-зеленые глаза светились ярче изумрудов. Женщина-сказка. Он не мог оторвать от нее глаз.

Красивая обстановка и экзотическая кухня недолго радовали глаз. Спальня показалась им уютнее, а постель заманчивее.

Туфли, платье и даже ожерелье были небрежно сброшены на пол.

4.

Завтракали в открытом кафе. Сегодня Лиля решила устроить мужу экскурсию по городу и пообедать в плавающем по Сене ресторане.

— Торопиться не будем. Жизнь только начинается. Павел допил кофе и закурил.

— Ты хорошо говоришь по-французски.

— Моя прабабушка знала его в совершенстве. Французскому меня учили с пеленок. Я и немецкий знаю и польский. Чему ты удивляешься? Ты должен знать обо мне все. Разве ты еще не написал книгу о своей безумной жене?

— Я еще не закончил следствие. И о твоей прабабушке очень мало знаю.

— Потомственная графиня. Кончила Смольный институт благородных девиц. На выпускном балу танцевала с Государем Императором, который дарил тур вальса каждой отличнице. Потом революция, расстрел отца. Семья бежит во Францию. Здесь она выходит замуж и рождается мать моей матери. Так что я отчасти француженка. Муж умирает молодым. И вдова возвращается в Россию с ребенком на руках. Красивая, умная женщина. Через года два вновь выходит замуж. Теперь за офицера Красной армии. Не понимаю ее до сих пор. Ведь такие как он расстреляли ее отца. Счастье длилось недолго. В тридцать седьмом расстреляли второго мужа, а ее, уже с двумя дочерьми высылают на Урал. Там она и прожила до конца своих дней. Воспитала внучку, мою мать и даже правнучку, меня. Умерла в возрасте девяноста семи лет в здравом уме и твердой памяти. Моя мать всю жизнь была учительницей. Я получила хорошее образование и воспитание. В этом надеюсь, ты не сомневаешься?

— И еще Бог наградил тебя множеством талантов.

— Зачем же тебе, Пашенька, понадобилось вести собственное следствие. Я и сама бы тебе рассказала о своей жизни все без утайки.

— Человек, рассказывающий о себе, невольно находит оправдания всем своим поступкам. А мне нужен непредвзятый взгляд со стороны. Я и стал человеком со стороны.

— Только не пытайся меня убедить, будто ты написал обо мне правду. Это следствие нужно только тебе и никому больше.

— Конечно. Мы всегда соблюдали дозировки при смешивании истины и лжи. Помидор не вкусен, соль не съедобна, но вместе они превращаются в деликатес. Особенно зимой. Впрочем, я готов выслушать и твою версию. Ты говорила о прабабушке.

— Да. В нашей жизни не было мужчин. Только женщины.

— Прабабушка имела двух дочерей. Значит, у бабушки была сестра? Что же с ней стало?

— Жила, как и мы на Урале. Но мы никогда не виделись. У нее тоже родилась дочь и тоже всю жизнь прожила в одиночестве. Двоюродная сестра моей матери. Она занималась изумрудами и бриллиантами. У нее тоже родилась дочь. Сплошные женщины. Мужчины появлялись эпизодически, как в племени амазонок. И женщины научились сами себя защищать, не прячась за чужой спиной.

— И родившуюся девочку назвали Леной, и она была твоей троюродной сестрой?

— Как ты догадлив.

— До генеалогического древа твоего рода я не добрался.

— Зато ты добрался до меня, полез дальше и проник в самое сердце, а потом и душу вывернул наизнанку. Я ничуть об этом не жалею. Без тебя я так и не постигла бы, что значит в жизни человека любовь. Она способна погубить человека, по может и воскресить его. Вытащить из бездны… Почему у тебя такой холодный взгляд?

Павел улыбнулся.

— Теперь ты заболела подозрительностью?

— Мне тебя не в чем подозревать. Но если ты меня разлюбишь, то…

— Разве можно разлюбить такую женщину? Ты моя последняя любовь.

Они бродили по Латинскому кварталу, от Сан-Мишель до Пантеона, сидели в Люксембургском саду, катались по Сене в плавучем ресторане и ели знаменитый гусиный паштет.

Лиля легко разговаривала по-французски и вполне сходила за свою, где бы они ни появлялись. И везде мужчины оглядывались на нее. Никто не оставался равнодушным.

Павел испытывал гордость, держа девушку за талию во время прогулок по бульварам.

— Хочу свозить тебя в автосалон, — заговорила она. — Ты должен выбрать себе машину по своему вкусу.

— Но я не привез с собой нужного количества денег.

— Деньги не имеют значения.

— Разве ты не все растратила?

— Нам на всю жизнь хватит. Изумруды останутся нетронутыми. Оставим наследство нашим детям.

— Где же ты взяла столько денег?

— Продала гностическое евангелие американским ученым. Три миллиона фунтов. Наследство Угрюмова.

Павел остановился.

— Ты воровка?

— Прекрати, Паша. Я не знала, что этот подонок Челомей собирается наживаться на смерти танцора. Он передал мне портфель, и я в него даже не заглядывала. Только после смерти самого Челомея я узнала, что в нем лежит. Наследников ни у кого нет. Все мы одиноки в этом мире. Что мне еще оставалось делать? Подарить американцам? У них сейфы от денег ломятся, а я должна разыгрывать из себя благотворительное общество? Нам с тобой о будущем думать надо, о наших детях. Буду рожать столько мальчиков, насколько хватит твоих и моих сил. Таких же гениальных, как ты.

— И таких же коварных как ты?

— Мой отец был беглым бандитом. Возможно, мне не удалось избежать дурной наследственности. Но я старалась. Любовь, семья и благоприятная обстановка не могут не влиять на человека.

112