Сломанные побеги - Страница 45

— И какова моя доля? — спросила Анна.

— В обиде не останешься.

Так они рука об руку проработали два года. Даже в отпуск в Крым ездили вместе. Не уверена, что мать любила Акишина. Вряд ли. Но у нее не оставалось выбора. Сидя в зоне за колючей проволокой с одним выходным в неделю очень трудно устроить свою личную жизнь.

Однажды он вызвал ее к себе в кабинет в разгар рабочего дня.

— Анна, я уезжаю в Москву. Министр принял мою отставку в связи с ухудшением здоровья. Ухожу на пенсию. Ты переезжаешь в Якутск. Будешь работать главным экспертом в алмазной отрасли. Я уже обо всем договорился. Заметаем следы. Твоя бригада расформировывается и отправляется на работу в шахты.

— Что случилось, Сема?

— Арестованы пять человек из руководства Гохрана. Вот-вот бочка с порохом взорвется. Уносим ноги.

— А как быть с моей долей?

— Все ценности в Москве. Спрятаны в надежном месте.

Потерпи немного. Все уляжется, и ты свое получишь. Я еще никого в жизни не подводил. Потому меня и не сдавали. Все чистки пережил, начиная с тридцать седьмого. А вот папашку моего к стенке поставили.

Так Анна и уехала в Якутск со своей долей. С ребенком в брюхе. Этим Акишин и расплатился со своей фронтовой женой.

В конце семьдесят восьмого я и родилась. Об Акишине мать ничего не слышала. Но в семьдесят девятом в Якутск приехал ансамбль под руководством Аркадия Семеновича Акишина. Случайность или отец послал? Мать решила с ним познакомиться. Акишину тогда уже исполнилось сорок три, а мне года не было.

Но выяснилось, что сынок не в курсе дел. Зато кобелем был известным. В папашу. Мать умела вить веревки из мужиков. Спуталась с Аркашкой, скорее всего из мести его отцу. Но какая это месть. Смешно. Аркашка писал матери страстные письма. Обо мне он ничего не знал, пока будущий великий композитор жил у матери, мною занималась старая наша соседка. Мать хотела поехать в Москву и придти в дом Акишина, где отец и сын жили в полном согласии со своими женами. Она даже репетировала эту встречу перед зеркалом.

Но тут приходит известие из Москвы. Арестовано несколько крупных военных чинов за контрабанду. Газеты в то время о таких вещах не писали. Существовал так называемый «Белый ТАСС». Руководство Якутии имело доступ к секретной информации. В то время секретарем обкома был материн любовник. Тоже женатый. Они провертывали аферы с алмазами.

Следом она получает известие о трагедии на шахте под Иркутском. Обвал. Погибла целая бригада рабочих. Тех самых, что работали под ее началом и добывали из слюды камешки. Желание ехать в Москву отпало само собой. Мать испугалась. Забрав меня в охапку, она уехала в Красноярск, потом в Тюмень, а потом вернулась в Свердловск. Там все еще работали подпольные артели. Вот только хозяева поменялись. Нелегальная добыча уральских самоцветов перешла под контроль криминала. Менялись времена, менялись люди, менялся образ жизни. Теперь мать жила не по законам, а по понятиям.

Эту историю я услышала, когда мне исполнилось восемнадцать лет и мать провожала меня в Ленинград учиться. Она очень хотела, чтобы я уехала с Урала. Прощалась со мной со слезами на глазах.

Предчувствие ее не подвело. Через четыре года ее убили. Мне об этом даже не написали. Я приехала слишком поздно. Меня встретила старая повитуха, которой в ту пору исполнилось девяносто. Все считали ее колдуньей, а я называла ее бабушкой. Старуха передала мне дневники матери, где она описала все схемы преступных сообществ Урала. Тогда же умные люди мне предложили сменить фамилию и объяснили, почему не вызвали на похороны. Бандиты очень боялись, что мать могла кому-то рассказать о схеме. Она слишком много знала. Даже дом ее спалили. И если бы им стало известно о взрослой дочери Анны, то и ее не пощадили бы.

Я вернулась в Питер, выскочила замуж за своего сокурсника, взяла его фамилию, а после получения диплома развелась с ним. У парня были богатые родители, и он снимал шикарную квартиру в центре города. Все лучше, чем общежитие.

Вернувшись на Урал, я решила отомстить убийцам своей матери. Но это уже другая история. История Фаины Шмель, которая жалила всякую нечисть. Многое мне удалось, но еще не все. Где-то я переступила черту и засветилась. Пришлось делать ноги и на какое-то время затаиться. Вот тут мне и попалась на глаза заметка об умирающем композиторе.

А как же наследство? Ведь я и так позволила Аркаше одному попользоваться всеми благами, оставленными нашим папочкой. Половина принадлежит мне по закону. Но Аркашка сам помер. Значит, мне принадлежит все! И я получила долю из своего наследства. Но большую часть забрал ты, Пашенька.

Ладно, забудем. Считай, что ты получил гонорар не от Акишина, а от меня и моего брата. Половина золота принадлежит мне. А о камнях мы поговорим в другой раз. Ты же в них ни черта не смыслишь. Не будь дураком и не пытайся их продать. Изумруды весом более пяти карат ценятся дороже аналогичных алмазов. А все известные в мире камни весом больше пятидесяти карат имеют свои имена. Те, что находятся у тебя, неизвестны. Можешь сам придумать им названия. Они бесценны. Их нет в реестрах и каталогах. С Луны свалились.

— Лунный камень. Помню. Читал Коллинза.

— И чем кончилось, помнишь? Ни отец, ни брат, так и не решились достать их на свет божий. Показать такие шедевры людям, значит подписать себе смертный приговор.

— Выходит, что ты на золото не претендуешь? — спросил Слепцов.

— Ты его получил за работу. Так работай. Мою долю тебе не просто будет отработать. И не лезь в мои дела, Паша. Я делаю то, что считаю нужным. Твои истерики делу не помогут. Ты мой раб. Я приношу материал, а ты пишешь книгу. Грязное белье танцора Угрюмова соберет больше миллиона читателей. Наших сообщников, обожающих смотреть, как звезд макают мордой в грязь.